Бесплодие в древнем риме

Нежелательная беременность в Древнем Риме! Страшные подробности.

Ужасающие факты о жизни древних римлян повергают современное общество в шок. Особенно пикантно раскрываются интимные стороны существования граждан древнего Рима. А поскольку Римская Империя всегда описывалась историками как сильная, могущественная, властная и богатая, подобные факты крайне слабо укладываются в голове.

Обратная сторона Империи

Так, в Древнем Риме женщина, которая дарила наслаждение мужчине, и при этом являлась образованной, могла рассчитывать на его покровительство, достаток и отчасти власть. Известны даже случаи, когда подобные дамы тихо правили от лица своего властелина.

Но так везло не всем представительницам прекрасного пола. Большинство минутных обольстительниц просто перекочевывало в местные публичные дома после ночи с сильными мира сего. Стоит ли говорить о том, что ни о какой контрацепции в те времена речи не шло. Поэтому от нежелательных детей избавлялись поистине варварским способом – убивали новорожденных младенцев . Кстати, то же самое практиковали и в обычных семьях, в которых не было возможности прокормить и воспитать детей.

Дело в том, что по законам Римской империи ребенок не считался полноценным представителем рода человеческого, если:

· Еще не достиг двухлетнего возраста;

· Не ест обычную твердую пищу (мясо, хлеб).

То есть по законам Древнего Рима такое детоубийство не считалось ни грехом, ни преступлением. А соответственно не каралось законом или иными наказаниями. Более того – такое видение дел считалось в Древнем Риме нормой.

Факты и захоронения

О подобных способах избавления от нежелательных детей свидетельствуют останки, найденные при раскопках в 80 км от Лондона. Здесь, в небольшом городке Хамблден было обнаружено 97 останков малышей в возрасте от нескольких недель до нескольких месяцев. Все останки имеют примерно одинаковый размер и захоронены просто в братской могиле. Согласно историческим данным неподалеку от этого местечка располагался некогда публичный дом.

Подобные же захоронения были обнаружены и в Израиле. В одной из канализационных труб, что располагаются в позднеримском слое в городе Ашкелон, археологи нашли останки более 100 младенцев. Страшная находка была обнаружена в 1988 году. Специалисты хотят извлечь из костей ДНК и затем установить степень родства умерщвленных малышей.

Как оказывается, могущественная империя была не только всесильной, но и кровожадной. Счастье, что прогресс имеет место быть.

К слову, в Древней Греции не было таких суровых обычаев в практике, за исключением Древней Спарты. Но большое количество ужасных трагедий и историй зафиксировано в Древнегреческих мифах — например, миф о Яблоке Раздора , о том, как даже безгрешные Боги могут стать падкими перед земными слабостями.

Больше страшных легенд можно посмотреть на канале

Спасибо, что дочитали до конца! Понравилась статья?

Подписывайтесь на наш канал и получайте больше интересных и полезных статей! Ставьте лайки, делайте репосты , чтобы сохранить запись и поделиться с друзьями!

Пишите комментарии , обязательно высказывайте своё мнение. Мы, в свою очередь, будем стараться делать наш материал лучше и интереснее для читателей!

источник

Историческая справка о беременности и родах Часть 1

«А как же раньше то рожали?»… Эту фразу слышала, наверное, каждая женщина, которая хоть как-то отзывалась о родах. А действительно… а как же все происходило раньше.

В первобытно-общинном строе, женщины вероятнее всего рожали без какой-либо помощи. Похожая ситуация есть и сейчас у некоторых туземных племен Бразилии, где женщины рожают без какой-либо помощи, перекусывая или перерезая самостоятельно пуповину.

Первая помощь в родах началась от принятия родов у животных. Когда появилось пастушество, мужчинам пастухам иногда приходилось оказывать помощь животным если роды были тяжелыми. Вот так постепенно опыт помощи животным был перенесен на людей.

Есть предположения, что первобытные врачи умели даже проводить операцию кесарева сечения.

Существует много фактов, подтверждающих то, что женщины рожали без какой-либо помощи. Вот, например, древние персиянки делали из камней небольшую пирамиду, на которую опирались руками, стоя на коленях и вот в такой позе рожали.

Более высокий уровень культуры в родах был у индейцев команчи, где роды проходили с мужем. Да-да… это для тех, кто любит утверждать, что мужчине не место в родах и раньше рожали без мужей. Мужья не только помогали женщине, но и выступали в качестве акушеров. Делали массаж живота, принимали ребенка и перерезали пуповину.

В некоторых африканских племенах до сих пор сохранилась традиция участия и помощи мужа в родах. Муж находится сзади жены, обхватывает живот жены полотном, упирается ногами в поясницу, натягивая ткань и тем самым как бы выталкивая малыша из утроба.

Первая медицинская литература на тему акушерства и родовспоможения известна по египетским папирусам ( «гинекологический папирус»(XXX векдо н. э.),а также китайские иероглифические рукописи (XXVII век до н. э.), вавилонские клинописные записи (XXII век до н. э.), индийская книга «Аюр-веда» («Знание жизни») в нескольких редакциях (IX—III века до н. э.).

Познания в акушерстве у разных народов древнего мира было свое. Например, у евреев, китайцев и египтян роды помогала принять женщина.

В Индии партнерские роды были не в диковинку. Мужчина на родах никого не смущал. Роды принимали опытные женщины, которые сами родили несколько детей, а при проблемах, которые возникали в родах, вызывали врача, который как раз и был мужчиной. Примерное такая же картина была и в Древней Греции. Именно в этих культурах раньше всех появилось кесарево сечение и щипцы.

БЕРЕМЕННОСТЬ И РОДЫ В ДРЕВНЕМ ЕГИПТЕ

Богиня Таурт – покровительница беременных женщин и новорожденных детей.

Мужчина, который собирался жениться на девушке, первым делом интересовался не бесплодна ли его его будущая жена. На этот счет, у египтян были свои методы проверки: во влагалище перед сном помещали зубчик чеснока. Если утром женщина чувствовала во рту привкус и запах чеснока, то считалось, что женщина будет плодовита. Если же никаких ощущений не было, то женщина считалась бесплодной. Этот способ основан на том, что гениталии связаны с другими органами, если же у женщины непроходимость фаллопиевых труб, то данная связь прерывается. В наше время существует тест Спека, который как раз основан на аналогичном принципе – женщине вводят в матку раствор фенолфталеина. Таким образом проверяют проходимость труб. Если все хорошо, то затем в моче появляется этот индикатор.

Вернемся к Древнему Египту. И вот, дама выбрана, проверена, можно приступить и к подготовки к зачатию. Перед зачатием женщину окуривали благовониями. Когда же беременность наступала, то сей факт надо было тоже проверить. Египтяне считали, что моча беременной помогает лучшему прорастанию злаков. Этим же методом и пытались определить пол ребенка. Если первой прорастала пшеница, то предрекалось, что родится мальчик, а если ячмень, то родится девочка. Конечно, научности данных методов нет, но эти методы практиковали не только в Древнем Египте, но и в Европе в средние века.

Когда же факт беременности подтверждали, то считалось, что покровительницей беременных женщин была богиня Таурт. Амулет или фигурка, или ее изображение всегда было рядом с беременной женщиной. Богиня Таурт изображалась в виде беременной самки гиппопотама с руками женщины, а головой львицы.

Когда приходило время рожать, женщина отправлялась в «роддом» – «маммизи». Маммизи – это храм. Отправлялась она туда не тогда когда роды начались, а незадолго до них, чтобы заручиться поддержкой в предстоящих родах.

После посещения храма беременная оставалась дома ждать родов. Рожали египтянки на корточках. Если роды были затяжными, то роженица окуривалась благовониями, ей массировали живот и натирали его шафраном и пивом.

Роды проходили сидя на корточках на специальных родильных кирпичах. Один из таких кирпичей нашли при раскопках в 2001 году. Богиню Месхененет – покровительница рожениц и повитух, часто изображали как родильный кирпич с женской головой.

Кормили грудью до 3х лет. При проблемах с молоком, женщину натирали специальным жиром и маслом – из хребта нильского окуня, который зажаривали в жире и масле натирали позвоночник женщины. Если же молока не становилось больше, то грудное молоко заменяли коровьим.

После родов, если женщина не хотела в скором времени забеременеть опять применялись различные противозачаточные средства. Самым популярным были крокодильи экскременты, кислое молоко, мед с финиками и смолистые выделения акации. Все эти вещи вводились во влагалище.

Как мы уже выяснили, раньше, женщина в родах занимала свободное положение – двигалась, опиралась на поручни, рожала сидя на корточках. В Голландии, например, до 19в. Женщины рожали на специальных акушерских стульях. В Америке, во втором периоде родов женщину укладывали на бок. В Средней Азии и у ацтеков, женщины рожали на корточках. А почему же стали рожать в положении лежа, т.е. то, как рожают женщины в современном мире. Впервые такая поза была использована в 17в во Франции. Луи XIV хотел видеть рождение своего ребенка у одной из его любовниц, а поскольку это было не удобно увидеть, когда женщина располагалась в иных позах, он приказал уложить женщину на спину.

БЕРЕМЕННОСТЬ И РОДЫ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ

В Древней Греции помощь роженице оказывалась только если роды были тяжелыми. Они уже знали о кесареве сечении, но оно не проводилось тогда на живых людях. Помощь в родах оказывали только женщины, которых называли «перерезывателями пуповины». Существовал целый класс таких повитух, чье ремесло – акушерство передавалось. Именно в Древней Греции овладели мастерством переворота малыша при его неправильном положении, но этим занимались исключительно врачи. Только в случае тяжелых родов акушерка обращалась за помощью к врачу-мужчине. Такая же практика была и в Древней Индии.

В Древней Греции женщины акушерки помогали не только в родоразрешении, но и в прерывании беременности на ранних сроках. Еще Аристотель (древнегреческий философ и естествоиспытатель) считал, что в ранние сроки развития плод не имеет сознания.

Если нужно было скрыть факт родов, то роды проходили в доме акушерки и стоили довольно дорого.

Беременность определяли следующим образом – если не было месячных, была тошнота, рвота и отсутствовал аппетит, появлялись желтые пятна на лице. Это были первые признаки беременности, но также был и другой метод определения беременности – брали красный камень и растирали его перед глазами женщины, если в глаза попадала пыль, то женщину считали беременной, в другом же случае беременность отрицали. Пол ребенка определяли по наклону сосков во время беременности – если наклон был вниз, то это означало, что будет девочка, если же вверх, то мальчик.

БЕРЕМЕННОСТЬ И РОДЫ В ДРЕВНЕМ РИМЕ

Древние римляне, как и древние греки поклонялись богам. И у них были Боги-врачеватели: Эскулап – бог медицины, Флюония – богиня менструации, Утерина – богиня матки, Диана, Ка-бела, Юнона и Мена – богини деторождения. Также у каждого положения ребенка в матке была своя богиня. Богиня Проза отвечала за головное предлежание, богиня Постверта отвечала за ягодичное и поперечное предлежание. Дети, рожденные в ягодичном предлежании получали имя Агриппы.

Оказанием помощи в родах занимались женщины-акушерки. Врач, как и в Древней Греции, приглашался только при тяжелых родах. В историю акушерства вошла такая известная женщина-акушерка как Аспазия (2.в н.э). Ей присвоили звание врача. Все свои знания она изложила в книге, которая сохранилась и дошла до нашего времени. В этой книге Аспазия рассматривала такие важные вопросы как гигиена во время беременности, помощь при выкидыше и уход за женщиной после него, изучила ряд вопросов по исправлению смещенной матки, лечение расширенных вен наружных половых органов, о грыжах и кандиломах. В книге рассмотрены методы обследования женских половых органов с применением влагалищного зеркала.

В Древнем Риме проводили операцию кесарева сечения, а также применяли специальные чихательные средства, чтобы помочь женщине поскорее изгнать плод.

источник

Бесплодие в древнем риме

Войти

Воспитание детей в Древнем Риме

Рождение ребенка было праздником, о котором оповещали всех соседей венки, повешенные на дверях. Отец поднимал младенца, которого кла­ли перед ним на землю; это значило, что он признавал его своим законным ребенком. А он мог отвергнуть его, и тогда новорожденного выбрасывали. С этим жестоким обычаем боролись еще христианские писатели, и Минуций Феликс указы­вает на него, как на одно из преступлений, которое в языческой среде таковым не почиталось: «Вы иногда выбрасываете ваших сыновей зверям и птицам, а иногда предаете жалостной смерти через удавление». Только при Александре Севере выбрасывание детей было объявлено преступлением, которое приравнивалось к убийству.

Право выбросить ребенка, продать его или даже убить цели­ком принадлежало отцу; — «нет людей, которые обладали бы такой властью над своими детьми, какой обладаем мы».

Что действительно сказал отец Горация своему сыну, убив­шему сестру за то, что она оплакивала врага родины, и произошел ли весь этот трагический эпизод в действительности, это в данном случае не имеет значения: важно заявление, которое Ливии, совре­менник Августа, влагает в уста старика-отца: если бы поступок сына был несправедлив, он, отец, сам казнил бы сына. Давший жизнь имел право ею и распоряжаться: известная формула — «я тебя породил, я тебя и убью» — развилась в логическом уме рим­лянина в систему обоснованного права, именовавшегося «отцов­ской властью». Это было нечто незыблемое, освя­щенное природой и законом. Когда в грозный час войны трое военных трибунов, облеченных консульской властью, спорят в сена­те о том, кому идти воевать (дело происходит в V в. до н. э.) — городские дела в такую минуту кажутся слишком ничтожными, и все трое рвутся к войску, — то отец одного из них приказывает ему остаться в Риме «священной властью отца». Этого приказа достаточно, чтобы прекратить и спор, и необходи­мость метания жребия: отцовское слово оказалось сильнее даже конституционных постановлений. Сын может дожить до преклон­ных лет, подняться до высших ступеней государственной карье­ры, приобрести почет и, он все равно не выходит из-под отцовской власти, и она кончается только со смертью отца. Жизнь сумела обойти ряд законов: по­ставить иногда раба, бесправное существо, «вещь», выше всех свободных, дать женщине, которая всю жизнь должна находиться под опекой отца, брата, мужа, права, которые уравнивали ее с мужчиной, — отцовская власть оставалась несокрушимой. А. Фульвия, отправившегося к Катилине, отец-сенатор приказал вернуть с дороги и убить; Сенека помнил какого-то Трихона, римского всадника, который засек своего сына до смерти. Он же рассказывает, что Тарий сам дер­жал суд над своим юным сыном, уличенным в составлении планов отцеубийства. На суд этот были приглашены родственники и сам Август. И только при Константине казнь сына объявляется убий­ством.

Ребенка, которого «поднял» отец, купали, заворачивали в пе­ленки и укладывали в колыбель. На восьмой день девочке и мальчику на девятый нарекали имя; день этот был семейным праздником: собирались близкие, приносилась жертва, очищавшая ребенка и мать, и устраивалось угощение, соответство­вавшее достатку родителей. Крохотное беспомощное существо было особенно легкой и привлекательной добычей для таинствен­ных злых сил, которые всегда начеку: к спящему младенцу ночью подлетают стриги, страшные существа с загнутым клювом и крю­чьями вместо когтей, которые роются во внутренностях малютки и упиваются его кровью. Ничего не стоит сглазить ребенка: человек часто сам не знает, что у него злой глаз; есть ведь отцы, которым матери боятся показать их собственных детей. Ребенка надо защитить и охранить: против сглаза помогает черный непрозрачный камень, который называется апирашез (Р1. XXXVII . 145): его следует надеть новорожденному на шею. Пре­дохранят его также кораллы (Р1. ХХХН.24) и янтарь (Р1. XXXVII .50), а если ребенку повесить волчий зуб, у него легко прорежутся зубы, и он не будет подвержен испугу (Р1. XXVIП.257). Золото отвращает всякое колдовство (Р1. ХХХШ.84), и ребенку дарят маленькие золотые вещички, которые служат ему одновременно и игрушками, и амулетами. Их нанизы­вают на цепочку или на шнурок и вешают через плечо или на шею. Героиня Плавтова «Каната» перечисляет некоторые из таких иг­рушек-амулетов: крохотный золотой меч, золотой топорик, сер­пик, две руки, соединенные в рукопожатии, золотая булла. Со­хранились целые ожерелья этих амулетов; одно из них, между прочим, найдено в Керчи. Особое место среди них занимает на­званная и у Плавта булла. Это раскрывающийся медальон чечевицеобразной формы, в который вкладывали какой-нибудь амулет, да и сама булла служила им. Первоначально носить золотую бул­лу имели право только дети знатных семейств, позже — все сво­боднорожденные, и здесь разницу создавало только наличие средств: бедные люди надевали на своих детей кожаные буллы. Мальчики носили их до дня своего совершеннолетия. Теперь им, взрослым людям, колдовство уже не так страшно, и в этот день медальоны вешают около изображения домашних Ларов как жертву им (Регк. 5.31).

В старых и старозаветных римских семьях новорожденного кормила мать; так было в доме у Катона. Фа-ворин, друг Плутарха и Фронтона, произнес целую речь в защиту обычая, при котором «мать целиком остается матерью своего ре­бенка. и не разрывает тех уз любви, которые соединяют детей и родителей», поручая ребенка кормилице, «обычно рабыне, чуже­странке, злой, безобразной, бесстыдной пьянице» . На саркофагах с изображениями сцен из детской жизни мы часто увидим мать, кормящую ребенка.

Обычай брать для новорожденного кормилицу стал, однако, к концу республики очень распространенным; Цицерон по крайней мере пишет, что его современники «всасывают заблуждения с молоком кормилицы» (не матери). Кормилицы упоминаются в ряде надписей; иногда кормилица с гордостью сообщает, кто были ее вскормленниками: у семи правнуков Веспасиана была кормилицей Тация (С1Ь. VI.8942).

Кормилица часто оставалась в доме и после того, как ее пи­томец подрос. Она забавля­ет его, болтает с ним, рассказывает ему сказки, которые вызыва­ют пренебрежительную усмешку в образованных кругах — «ста­рушечьи россказни», и которые были бы кладом для современного этнографа. Эта рабыня или отпущенница, преданная, любящая, сроднившая­ся с ребенком, который вырос на ее руках, постепенно превра­щалась из служанки в своего человека, жившего радостями и печалями семьи. Нередко случалось, что няня переселялась в новую семью своей питомицы, когда та выходила замуж. Женс­кая и детская половины дома оставались тем местом, где она была помощницей, доверенным лицом и правой рукой своей мо­лодой госпожи, вместе с ней переживая радости и печали ее но­вой семейной жизни.

К мальчикам приставляли «педагога» — старого, почтенного раба или отпущенника, обычно грека, чтобы дети еще в раннем возрасте выучивались греческому языку. «Педагог» исполнял обя­занности нашего «дядьки» XVIII в., сопровождал всюду своего питомца, учил его хорошим манерам — «так следует ходить, так вести себя за обедом», дирал за уши, а иногда прибегал и к более крутым мерам; император Клавдий жаловался на свирепость своего дядьки (5ие1. С1аис1. 2.2); перед Харидемом, дядькой Марциала, трепетал весь дом, и старик не унимался в своих наставлениях поэту, когда тот уже брил бороду (Маг1. Х1.39).

Дети, подрастая, принимались за игры. Братья и сестры росли вместе: играли, ссорились, поколачивали друг друга, плакали и мирились по сто раз на дню. Им покупали игрушки, ценность которых зависела, конечно, от состояния родителей, но «сюже­ты» которых были неизменно одинаковы: глиняные раскрашен­ные звери и животные, повозочки и специально для девочек куклы, часто с подвижными членами. Одну такую куклу, выре­занную из дуба и прекрасно сохранившуюся, нашли в Риме; на пальцах у нее были надеты миниатюрные кольца. Так же, как и теперь, у кукол имелось свое «хозяйство»: одежда, которую шили иногда заботливые руки няни или матери, а то и неумелые пальцы самой маленькой хозяйки, украшения, посуда. Дети часто сами находили себе игрушки: раковинки и пестрые камешки за­нимали среди них первое место. Иногда они делали игрушки сами. Лукиан рассказывает, как он в школе лепил из глины и воска лошадей, быков и людей, неоднократно получая за это пощечины от учителя римские ребята вряд ли отлича­лись от греческих.

Играли они в те же игры, в какие и сейчас играют дети по всему свету: бегали взапуски, строили из песка домики (занятие, вызвав­шее у Сенеки горькие размышления о том, что взрослые отличают­ся от детей только видом,), прятались друг от друга, играли в чет и нечет, бегали с обручем, гоняли, под­стегивая хлыстиком, кубарь, скакали верхом «на длинной тростин­ке», качались на качелях. Специально мальчишеской игрой было бросание камешков в цель и пускание их по воде «блином»; «игра эта состоит в том, чтобы, набрав на берегу моря камешков, обточенных и выглажен­ных волнами, взять такой камешек пальцами и, держа его плоской поверхностью параллельно земле, пустить затем наискось книзу, чтобы он как можно дальше летел, кружась над водой, скользил над самой поверхностью моря, постепенно падая и в то же время показываясь над самыми гребнями, все время подпрыгивая вверх; тот считается победителем, чей камешек пролетает дальше и чаще выскакивает из воды» .(Мальчики играли в сол­дат, в гладиаторов, в цирковых возниц; подарок маленькой зеленой туники того самого цвета, который носили настоящие возницы «партии зелёных», приводил мальчугана, конечно, в восторг . Играли они также «в суд и судьи». Перед «судьей» шли ликторы с пучками розог и секирами, он садился на возвышении и творил «суд». Эта игра были любимой забавой мальчика, который стал впоследствии императором Септимием Севером.

Среди игр, которые перечисляет Гораций, упомянуто «запряганье в повозочку мышей». Кто обучал мышей? Сами ребята? Специальные дрессировщики животных, у которых и по­купали уже обученных мышей? У нас нет данных, чтобы ответить на эти вопросы.

Детские игры, конечно, разделяли домашние животные: на помпейской фреске мальчик ведет на веревочке обезьяну, одетую в плащ с откинутым капюшоном; на саркофагах изображены ма­ленькие колесницы, запряженные баранами или козлами, которые везут мальчика, держащего в одной руке вожжи, а в другой кнут. Сынишка Регула, страшного доносчика Домицианова времени, ка­тался верхом на пони и впрягал их в повозку. У него были собаки, крупные и маленькие, и разные птицы: соловьи, попугаи, дрозды. Птицы в детском мире были очень любимы. Примигений, сын одного из гостей Тримальхиона, «с ума сходил по птицам»; отец постарался спасти его от этой пагубной страсти, свернув шею трем его щеглам и свалив вину на хорька. На одном саркофаге мальчик в претексте с буллой на шее держит в руках и ласкает крупного ворона, которого он, может быть, выучил говорить. Сохранилась статуэтка мальчика с голубем в руках: римляне очень любили эту птицу.

Семилетний возраст был поворотным пунктом в жизни мальчи­ка. Сестры его оставались с матерью и няней, он же «уходил из детства»: начинались годы учения, и первые шаги мальчик делал под руководством отца.

Плутарх в биографии Катона Старшего оставил хорошую па­мятку об этом первоначальном обучении в старинных римских се­мьях: отец учил сына читать и писать (Катон соб­ственной рукой крупными буквами изложил для мальчика отече­ственную историю), ездить верхом, метать дротик, биться в полном воинском снаряжении, бороться с водоворотами и стремительным речным течением. Не были забыты уроки «бокса»; отец закалял мальчика, приучая его к физическому напряжению, к боли, к тому, чтобы стойко переносить жару и холод: он был для него «и учителем, и законодателем, и руководителем в физических уп­ражнениях». Можно не сомневаться, что по мере того как мальчик подрастал, отец знакомил его с сельским хозяй­ством в разных его аспектах, начиная со свойств почвы и сево­оборота и кончая правилами рациональной постановки дела. Эми­лий Павел, получивший сам «старинное римское воспитание», так же воспитывал и своих детей. Поклонник греческого образования, человек из дружеского круга Сципионов, он «после победы над македонским царем Персеем просил афинян прислать для обучения его детям самого испытанного философа» (Р1. XXXV . 135) и окружил своих детей целым штатом греческих учителей и худож­ников, но неизменно отдавал им все свободное время: присутство­вал на их уроках и при гимнастических упражнениях (Р1и1. Лет. 6). Отец Аттика, друга Цицерона, «сам любил науки и обучал сына всему, с чем ознакомиться надлежало ребенку» (Мер. Аи. 1.2)6.

Еще важнее, чем знания, приобретаемые на этих уроках, была та нравственная атмосфера, в которой ребенок рос. Горячая лю­бовь х своей стране, готовность жертвовать для нее всем, — «благосостояние государства да будет главным законом», — убеждение в ее абсолютном превосходстве над всеми другими, гордость родовыми традициями, — маски пред­ков мог он рассматривать ежедневно, и о деяниях этих мужей, которыми семья гордилась, часто рассказывали ему старшие — сознание того, что он наследник их доблести и долг его не изме­нить тому, что завещано рядом поколений, — вот тот «духовный воздух», которым с малолетства дышал мальчик и в котором его воспитывали. Он не раздумывал над тем наследием, которое ос­тавили предки, и не оценивал его; работала не мысль, а чувство, и оно предписывало определенную линию поведения на всю жизнь от момента, когда он надевал тогу взрослого человека, и до того часа, когда вереница предков провожала до погребаль­ного костра достойного представителя их рода. «Рим и сила его держится старинными нравами», — сказал Энний, и Цицерону эти слова казались изречением и предсказанием божества. Деций Мус, видя паническое бегство войска, обрекает себя на гибель как искупительную жертву: «Что медлю я поко­риться нашей семейной судьбе? Нашему роду дано жертвовать собой во избавление государства: вместе с собой приношу я Ма­тери-Земле и подземным богам вражеские легионы». Это старинное воспитание имел в виду Цицерон, вкла­дывая в уста Сципиона Африканского заявление, что домашнему быту и домашним наставлениям он обязан больше, чем книжному учению. «В старину было так установлено, что мы учились, не только слушая слова старших, но и глядя на их поступки: мы знали, как надлежит нам поступать в недалеком будущем и какой урок передать младшему поколению», — эту прекрасную характеристику старинного воспитания дал Плиний Младший, сам получивший такое воспитание в глуши родного Комума.

Когда мальчик надевал тогу взрослого — обычно 15—16 лет от роду, отец поручал его заботам кого-либо из крупных госу­дарственных людей, и для юноши начиналась «начальная школа форума». Отец Цицерона привел его к Кв. Муцию Сцеволе, авгуру, великому знатоку права, — «я не отходил от него ни на шаг. я старался стать образованнее, поучаясь у него» . Юноша сопровождал своего наставника в сенат, присутствовал при обсуждении государственных вопросов часто первостепенной важности, слушал выступления первых ораторов своего времени, наблюдал за борьбой партий, «был зрителем, прежде чем стать участником»; в действии изучал он механизм государственной машины; вместе со своим руководителем шел он в суд, отправлялся в народное собрание, — «учился сражаться на поле сражения» . После этого практического введе­ния в политическую жизнь начиналась военная служба, и юноша или оставался в рядах армии, или же возвращался в Рим и начи­нал свою политическую карьеру.

Так проходило детство и юность человека сенаторского или всаднического сословия. А детство крестьянского сына или сына ремесленника?

О нем не сохранилось никаких источников, но мы можем представить его себе довольно ясно. Мальчик мог тоже строить домики из песка, забавляться камешками и ловить птиц, но уже очень рано начинал он в меру сил и способностей принимать уча­стие в трудовой жизни семьи: помогал матери в огороде, пропа­лывал вместе со старшими ячмень и пшеницу, пас вместе с до­машней собакой несколько штук овец или коз. С возрастом и ра­бота становилась труднее; большой мальчик, он был уже помощ­ник отцу: жал и косил, на легкой почве ходил за ралом. Это практическое обучение шло рядом с воспитанием нравственным; отец был человеком бедным и незнатным, но богатством чувств и мыслей не уступал представителю старинного рода. Римское го­сударство создали не Корнелии и Метеллы — они были лишь представителями народа, стойко и безропотно выносившего все тяготы, которые взваливала на его плечи историческая судьба. Г л а в а восьмая

Чувства, которыми проникнута речь Лигустина, владельца одного югера земли и маленькой хатки, по существу те же, которые за­ставили Деция идти насмерть: та же самоотверженная готовность служить родной стране, то же признание ее благоденствия выс­шим законом. Крестьянский мальчик так же, как и его аристократический ровесник, рос в здоровой атмосфере строгой дисциплины, твердых семейных устоев и спокойного патриотизма. Он был связан с родной землей кровными, неразрыв­ными узами: ее слуга и хозяин, защитник и сын.

Хуже жилось, конечно, городским ребятам, особенно если го­род, в котором они жили, был таким большим, разноплеменным и во многих отношениях нездоровым, как Рим. Пусть крестьян­скому мальчику приходилось иногда тяжело, и он уставал, но он работал на чистом воздухе; окружающая природа насыщала юную душу впечатлениями прекрасными и величавыми, и гроз­ными, и идиллически тихими. Городской ребенок их не знал: он рос в духоте маленькой каморки над мастерской отца или на ее задах, на грязной шумной улице. Он, конечно, тоже, как мог, помогал отцу в его работе и матери в ее хлопотах по дому, а свободные часы проводил на улице со своим сверстниками. Пробирались дети в цирк и в амфитеатр, увязывались за похо­ронной процессией, глазели на разные диковины, которые вы­ставлялись на всеобщее обозрение. На носорога или тигра сто­ило посмотреть. А возвращение из школы сопровождалось, ра­зумеется, шумной болтовней и веселыми забавами, не всегда, правда, невинными.

Апулей, вспоминая изречение древнего мудреца, писал: «Пер­вая чаша утоляет жажду, вторая веселит, третья услаждает, чет­вертая безумит; с чашами Муз наоборот: чем их больше, чем креп­че в них вино, тем лучше для душевного здоровья. Первая чаша у начального учителя: она кладет основы; вторая — у грамматика: сообщает знания; третья — у ритора: вооружает красноречием». Дети бедного населения пили только первую чашу: учились в начальной школе.
М.Е. Сергеенко Жизнь в Древнем Риме

источник